Василий Петрович! – закричал я, отдирая куски его кожи от ножек кресла, прилипшего к стене. Сам Петрович в это время невольно ржал, запрокатывая налитые кровью глаза и судорожно хватаясь пальцами за оленьи рога, висевшие в прихожей чуть повыше дверного звонка. - Не сметь! – крикнул я. – Это мои любимые обои в зеленый цветочек! Хоть чуть-чуть заденешь, по роже получишь незамедлительно! - А ты не умничай тут! – проговорил, нет, прогоготал Петрович расползающимся ртом. – Мне и без тебя тошно, видишь, какие тут метоморфозы хреновые происходят! Я сделал вид, что рассержен, и отвернулся к окну. На тонкой проволоке, опасно раскачиваясь и вызывающе подрагивая, весела сковорода. Чугунная. Я тихо, по-шпионски, как мне показалось, приоткрыл окно и собирался было дернуть всю эту конструкцию вниз к чертовой матери. Но тут этот старый лысый хрен снова заорал нечеловеческим голосом. Вполне понятно, что все мысли, что были в моей голове, тут же расползлись по углам с клочками пыли и кошачьей шерсти. Меня особенно раздражала эта шерсть – я готов был поклясться, что кота дома не было, а это все идиотские выходки Петровича. Вот и сейчас он выделывает черт знает что, точно паяц какой. - Петр-р-рович!!! Стр-р-о-ойся!!! Шаго-ом мар-рш!!! – бодро скомандовал я, почесываясь и поплевывая в сторону тапочек профессора. - Андрюха!!! Андрей!!! Уродец ты моральный, пойми, мне и вправду плохо! Не знаю, кто эту чертовщину подстраивает, я тут ни при чем! Это же все на полном серьезе! Тут Василий Петрович как-то неестественно выгнулся, блеснул фальшивыми зубами, выгнул начавшую покрываться густой жирной щетиной шею и начал медленно, но очень верно и непреодолимо скукоживаться. На полу передо мной стоял, точнее, шустрил на одном месте маленький рыжеусый таракан с блестящей черепушкой. Для Петровича маловат, подумал я, взял оплеванный тапочек и с чувством глубокого удовлетворения размазал маленькую тварь по стенке. Не жалко, обои все равно новые клеть надо. А такой случай еще редко представится. Пока я спокойно сидел, возясь с тараканьими потрохами и неспешно размышляя, из-за дверного косяка хитро блеснула лысина Василия, глухо громыхнул чайник и к моим ногам выкатился пустой, залапанный сосискообразными пальцами профессора стакан. - Ясно, кто у нас тут водяру глушит, - я немного остановился, думая, куда бы мне лучше закинуть этот чертов тапочек. - Андрюша, ты всегда отличался своей неуравновешенностью, - вздохнул профессор, отдирая тошнотворного вида тапочек от своего пиджака. – Если бы ты знал, каково мне сейчас... Ты бы не стал так поступать, - выдохнул Петрович, вытаскивая из кармана новый стакан, подозрительно чистый и наполненный до краев чем-то довольно крепким. - Пей, сын мой, - Петрович меланхолично уставился в потолок, будто ему в этих плесневелых следах привиделся лик Иисуса Христа. И да будет благословен день, когда я встретил тебя, - добавил профессор, вытряхивая содержимое своих ноздрей на аккуратно выглаженный платочек. – Я ведь тебе добра желаю. - Ну и че? – пробормотал я, немного растерявшись от такой перемены настроения. - Андрей, ты знаешь. За мной ведется слежка, ты это сам знаешь, – тут он зачем-то оглянулся на дверь. – И только ты мне можешь помочь. Ты можешь помочь мне найти этот чертов патефон, только это... Тут я, наверное, побагровел и стал похож на недавно раздавленного таракана, потому как Петрович сбавил тон и заговорил по-человечески. - ...Только это не так безопасно, как мне хотелось бы. А ты ведь знаешь, как я пекусь о своей сохранности... - тут я почувствовал, что профессор снова собирается полезть за платочком для пущей убедительности, и решил взять дело в свои руки. - Так, Петрович. С чего начнем-с? Во-первых, патефон сейчас, это, так сказать, антиквариат. Можно, конечно, проехать на трамвае пару остановок и выйти у первого столба четвертой степени. Но можно проехать и на троллейбусе, тогда остановок будет чуть поменьше, но и столб будет чуть поменьше. - Ай, ладно. – махнул Петрович рукой. – Плевать на эти столбы... шесты желания! – гоготнул он, и мне показалось, что его нижняя челюсть то снова приобретает очертания лошадиной, то мне ясно виделись жвала, а потом рыжеватые конвульсивно дергающиеся усики. – Обойдемся без них. В конце концов, не каждый знает нашу систему, а если и знает, то только дебил полный, вроде... – тут он многозначительно посмотрел на меня. – Петька, - то есть, тьфу, Андрюха, дело есть. Значит, ты берешь мне патефон, я отвожу тебя на стоянку, ты там делаешь че тебе надо, а потом мы вместе уходим отсюда на следующий пункт. То есть, объект. Договорились? - Валяй, - изобразил я безразличие и полное отсутствие мозгов. - Только расплата должна быть в четверг, как и договорено. - А как же, после дождичка, сразу же! – прихрюкивая от удовольствия изобразил выражение счастья Петрович. - Спокойно, друг мой, - ответил я негромко и с расстановкой. – дождя не будет. - Как... не будет? – изумился профессор. - Очень просто. Если в среде я не получу причитающуюся мне сумму, нам не придется больше с вами работать. – ответил я, чувствуя на ощупь холодную грань лезвия хлебного ножа, заимствованного во вчерашней столовой. - Ага, Андрюша. А я, как посмотрю, вас хлебом не корми, дай только, кхм-кхм, поразвлечься. – Лицо его приобрело нейтральное выражение и брови немедленно съехались к переносице. Я похолодел, подумав про себя, какая же сволочь этот Петрович. А еще профессор, кандидат естественных наук... - Очень приятно, Джек, - сказал профессор, протирая носовым платком зацарапанные очки. – Очень приятно. Петрович немного выпятил нижнюю губу, вильнул задом и, обойдя письменный стол и опрокинув вазу с несвежими цветами, вдумчиво и затянуто произнес: - О, йэ-э... Лет ми си ит. Дон`т уорри. Ит`лл би окей. Судя по содержанию, он мог бы этого и не говорить, подумал Джек. Очень странно, что я сюда пришел. Если бы не эти парни в лифте, я бы не ехал сюда, на другой конец города, к черту на кулички, а давно уже дремал в трамвае на пути домой. Знаешь, парень, иногда все оборачивается совсем не так, как тебе хотелось бы... Он достал из кармана маленький томик стихов и наугад открыл страницу. В книге было несколько мятых листов, и это Джека всегда раздражало, потому как именно эти мятые странички каждый раз открывались при листании наугад. Он даже выучил их наизусть, хотя рифма была немного корявая. Собственно говоря, ее не было вовсе. Заголовок, отпечатавшийся на обоих страницах – с одной стороны в зеркальном отражении – отдавал мистикой и чем-то интригующе-дилетантским. - Молодой человек-с, позвольте спросить, что читаем-с? – спросил Петрович, деловито поправив матовые стеклышки очков и направляя ароматную струю ликера в тонкий проем граненого стакана. Стакан был какой-то нестандартный, примерно такой же, как и вчера, дома у Андрея, только какой-то дистрофически маленький. - Стекла не хватило, пояснил профессор, пытаясь воодрузить бутылку на покатые бока пыльного чемодана. И вообще, че это ты на меня так уставился, чмошник несчастный? – спросил он с видом укуренного ПТУ-шника. Огреть бы этого старикана этой бутылкой по его лысой черепной коробульке, зло подумал Джек. Или еще лучше, между глаз зафинделить, чтоб неповадно было. Я, молодой, красивый, с таким замечательным красным... Нет, бордовым шарфом, приперся сюда, по дорогое смывшись от нескольких бандюков, пытавшихся меня огреть по башке – кстати, тоже бутылкой из под ликера – и вытрясти последние остатки денег, присланных отцом... Джейн еще попала серьезно. - Молодой челове-е-к, эге-ге-е-ей, - ласково промурлыкал Петрович, вглядываясь в медленно, но верно зверевшее лицо Джека. – Вовсе не стоит сносить мне голову этой гребаной бутылкой: во первых, эта голова мне еще пригодится, а во вторых, вы пришли поступать ко мне на службу, бросив центральный институт – место, надо сказать, довольно престижное. И в третьих, вы еще хотите, чтобы ваша девушка наконец-то вылезла из этой.. гм-гм... – Василий замялся, подбирая нужно слово - ...этой передряги. Джек сохранял молчание. Сказать ему было совершенно нечего. Если бы не телефон, ловко и как нельзя более вовремя укусивший Петровича за ухо, неизвестно, чем бы закончилась эта наполненная густым сонливым запахом травяной настойки пауза. - Ага... Да-да. Конечно, Лу. Когда тебе будет угодно. Э-э, змееныш, ... - криво ухмыльнулся профессор, втаптывая сигарету в паркет носком сапога. Ладно. Увидимся. Сейчас придет один мой знакомый, - елейно улыбнулся Петрович. - Между прочим, замечательный человек-с... Вам понравится! – двусмысленно подмигнул он. Дверь тотчас же распахнулась и в нее вошел невысокий молодой человек с лицом пожилого ворона, потряхивая своими черными короткими кудрями. - Сними очки. – молча приказал Петрович, исподлобья взглянув на нахального субъекта, грозившего стать настырным объектом развития дальнейших событий. - Лу. Просто – Лу. – небрежно брякнул парень с вороньей внешностью. - Можно Луи, неожиданно смягчился он, заметив на себе тяжелый взгляд профессора, попеременно включающего и выключающего авторучку. - Спой же нам, Лу! – внезапно воскликнул профессор, воздев высоко к небу свои аккуратные руки с неровно ободранными заусенцами. Лу вытянулся, изобразил из себя нечто лицемерно-фальшивое и, лениво прохаживаясь по профессоровому ковру в тридцать пять тысяч долларов, запел: "Два, три, четыре... Мэри-Энн - девица тех (Тут Лу оскалил свои зубы и непристойно изобразил содержание последних двух строчек) А-а-а, это все ещё ты (Луи споткнулся о тумбочку, недовольно глянул на профессора) Джек давно со мной знаком, Что ж, друг, проходи Смотритель очень вежлив был Друг мой, проходи О-оу, йе-йе! - Неплохо, неплохо. Я от тебя лучшего и не ожидал, - вздохнул Петрович. А сейчас я бы хотел взяться за дело. - Нет ничего легче... Мы пройдем на отбивку оставшихся фонарей, а вы пойдете собирать пути зеленых и серых следов. - Причем, не забудьте нанести их на контурную карту, которую вы сможете взять у меня в кабинете в третьем ящике стола, вход с нижнего яруса, цокольного этажа библиотеки, время – шестнадцать ноль-ноль. Второе задание – пустяковое, оно не требует напряжения, разве что немного душевного равновесия и хорошего запаха изо рта. Именно поэтому я за него не берусь, - закончил Петрович, упаковывая высыпавшиеся на паркет сигареты обратно в пачку. - Надеюсь, всем ясно? - Естествнно, Петр Сергеич, - учтиво улыбнулся Джек.
- Космическая пыль, - должил он усталым тоном. Можно было и не ходить за четыреста метров от грунтовых вод, чтобы узнать это. - Мне нужна баба. - Что? – изумился Василий Петрович, исследующий царапины на золотом портсигаре. - Я не видел женщину уже два года. Два гребаных года! - Андрей, не выходи из терпения. Я тебя очень понимаю, но ведь клятва есть клятва. Хотя и совсем непонятно, зачем было обязательно при этом подкладывать себе под руку эту брошюру. - Вот! Вот оно, ваше дьявольское начало! Вы не сможете отличить тридцать второго бесплатного издания Нового Завета от книжки "Бизнес Успех – Время Против Денег"! - Я не хочу с тобой спорить.
Если ты хочешь свернуть на шестое авеню – всегда пожалуйста. За твою сохранность
не отвечаю.
Асфальтовые остановки поблескивали
тусклыми лужами, рельсы устало тянулись на несколько километров длинными
унылыми потрескавшимися полосами света. Девушка неловко ступила на парапет,
покачнулась и побрела к зашторенным окнам киоска.
- Холодно, сука, трамвай не
идет... - слышалось невнятное бормотание, мутные глаза ее всматривались
в темноту. - Бросили, бля, суки... - перчатка выпала из рук, закрыв матерчатой
ладонью пару черных грязных капель. - Все ушли, суки... Трамвай, холодно...-
она подняла воротник и закрыла глаза. Подъехал трамвай, осветив ступени
холодновато-красным, хлопнул дверьми, мелькнул красной полосой по светлым
волосам девушки, на мгновение выхватив задумчивые руки со стиснутыми пальцами
и аккуратные замшевые рукава, прошитые черными нитями.
Джек
отхлебнул еще немного из кожаной фляги, висевшей у него за поясом. Вода
не была теплой, но удовольствия не доставляла, не говоря уже об утолении
жажды.
- Дождевую воду пить нельзя,
- охотно пояснил профессор, облокотившись о растрескавшуюся от перепада
температур стену. - Почему нельзя? Потому, что не положено... А не потому,
что мы надеемся отсюда выйти, - вяло улыбнулся он. Оптимизм профессора,
казалось, неиссякаемый, начал понемногу исчезать, точно как последние
капли из фляги Джека, капающие на его раскрытую ладонь.
- Нельзя так нельзя, - вслух подумал Джек, разглядывая место, где только что блестела последняя капля. - Последняя капля из мельчайшей части полуторагодовых запасов, но - последняя на сегодня. Как говорил доктор Рэй, сегодня же пойдем на рыбалку, оставим мирские дела и, глядишь, нирвана на выходные обеспечена. Василек, а ты что об этом думаешь? По-моему, он был чертовски прав.
- Вася, мне ваш юмор уже, мягко говоря, надоел не менее, чем ваши усы.
- Вот и я о том же: усы исчезли, непревзойденный юмор остался. Что ж, острите-острите, все равно здесь больше некому действовать на нервы.
- Сейчас я тебе покажу неловкость движений и мимики, - огрызнулся Джек, резко развернувшись и выпустив из вспотевшей от напряжения руки камень, готовый лететь точно в профессорский лоб.
- Кто ты, демон или ангел, явившийся мне во плоти? - сглотнув приступ окружающей его пустоты, выдохнул Джек. Ему вовсе не нравились такие незваные посещения. - Кхм, - откашлялся пришелец. Божественно откашлялся. - Путник, куда ты держишь... То есть, странник, куда путь держишь? - спросил сокол с величественным видом, будто он был и не сокол вовсе, а соколиное чучело, доверху набитое пухом. Джек, собственно говоря, так об этом ему и сказал. Чудовище, однако, ничуть не удивилось; напротив, оно словно только этого и ждало. С многозначительным видом оно глянуло сначала одним глазом, затем другим на Джека, и произнесло в неопределенную пустоту: - Так предсмертная пена белеет на том, что не вижу... И тихонько подымутся груди земли... Хотя хрен его знает... Меняется атмосфера, поменялись друзья, возраст другой, но клетки мозга все еще живы - не верю сам, что не постарел. Доказательства? Пожалуйста, сколько угодно. Совещаются. Бегут смотреть звук. Поймал себя на крыше соседнего дома. Джек шел вместе с жутковато-причудливыми психоделическими звуками меллотрона и свет померкнул в их очах. И все на подсознательном уровне; и постоянные попытки суицида, добрая старушка Джейн, все просто... Если Вы забудете пароль... Третий слева - мораль проста. Мысль передачи свелась к рассвету. Тут Птица неслышно обернулось к Джеку и произнесло низким утробным голосом: - Хотите знать, на чем вы застряли? - На чем? - спросил Джек, застегивая ширинку. - Ты поймал себя на творчестве, но мастерство осталось. Понял наконец? - Понял, конечно, понял, не дурак, дурак бы не понял... - сказал бодрым голосом Джек, немного кося глазами влево. - Ясно, - произнесло Птица, - но скажи мне, сколько ты собираешься обманывать себя? Месяц? День? Неделю? А может быть, очередных двадцать четыре года? Джек собрался и глубоко вдохнул воздух... И выдохнул воздух. И снова глубоко вдохнул... И снова выдохнул. - Эй ты, приверженец трансцендентной медитации в жилищно-полевых условиях, на вопрос ответь, будь любезен! - сварливо перебило собирающегося с силами Джека Птица. - Твое время вышло. Теперь ты все понял? Все? - Прошу тебя, не надо! Не стоит! Пошел вон! Чертов воробей, чучело поганое-языческое, изыйди! Прочь, демоны, прочь! Последнее, что увидел Джек,
это осколок лезвия любимой бритвы в своей руке, заходящий глубоко в его
собственный затылок, не оставляя на коже ни следа, ни капель крови, но
причиняя невыносмое чувство боли. *** Джек проснулся от ощущения холода на своей щеке. Вытерев рукавом отцовского твидового пиджака слюну со своей щеки, он решительно поднялся, припадая на затекшую правую ногу. - Все. Я уезжаю отсюда. Джек вынул из кармана брюк черный с красным ободком скальпель, движением, подсмотренных в кино, резко выдвинул лезвие и всадил его в черную лоснящуюся кожу чемодана, чемодана, напоминавшего древнего гиппопотама, улегшегося на диван чужого времени, чужой эры, чужой эпохи. Жертва тихо ухнула, поддалась и рухнула вместе с диваном на три этажа ниже, сшибая люстры и унося по пути приставшие стекла телевизоров. Шум падающего стекла разбудил жильцов, и они, бегая и суетясь в одной ночной пижаме, звали на помощь давно несуществующую милицию. - Ма-а-лчать! - хрипло крикнул Джек, поблескивая очередным скальпелем, на этот раз бережно сжатым между средним и указательным пальцами. Тысячи, десятки тысяч чемоданов взмывали вверх, чтобы, падая, разразиться громовым стеклянным смехом. Съемщики метались, находя укрытие под половицами, зарываясь под плинтуса и укрываясь телефонными кабелями, но - тщетно. Стеклянный смех звенел в их ушах непрестанно, переходя в повизгивающий шум и сменяясь низким подрагивающим гулом. Стекло проходило мимо, не трогая человеческой кожи, рассекая только внутренности, смешивая и расчленяя каждый орган, оставляя жуткое бесформенное месиво, не видное стороннему наблюдателю. Перепендикуляры танцующих лезвий сменяли друг друга, охотник тонко знал и чувствовал свое дело. Он был холоден и расчетлив, но тут что-то украдкой проникло в его душу. Что-то, так похожее на чувство жалости... Жалости к себе. - Наверное, я педофил. - Джек тяжело опустился на кровать и, всхлипывая, зарыдал. - Иначе к чему мне снятся только парни? Ш-ш-ш, Ф и К уже спят... Не стоит их будить.
|
